Хозяин Амура [СИ] - Дмитрий Хван

— А воевода что? — поглядывая сквозь стекло на удалявшиеся стены острожка, спросил Дмитрий Иванович.

— Присылал радиогра… требование о возврате, — отмахнулся Кабаржицкий. — Но они приняты в подданство. А выдачи от нас нет.

— А ежели воровские людишки, а паче и изменщики государевы учнут к вам уходить?! — подался вперёд Строганов. — Тоже не выдашь?

— Воров и изменников я к себе не пускаю, — спокойно пояснил Вячеслав. — А если обманом они проникнут, то выгоню их прочь. Откуда пришли.

— Хорошо, коли так, — тут же успокоился уралец. — Хорошо…

А вскоре его начало укачивать, и Кабаржицкий откинул гостю спинку кресла, чему тот не успел даже подивиться, провалившись в глубокий сон.

Ангарск встретил пришедший от Быковской пристани пароход холодным, пронизывающим до самих костей порывистым ветром, который гонял над рекой облака водной взвеси. По небу нескончаемым потоком плыли свинцовые тучи, нагоняя на людей тоску и дурное настроение, лишь изредка балуя кусочком чистого неба. Строганов, несмотря на отвратительную погоду, был на палубе, пытаясь рассмотреть приближающуюся столицу Ангарского княжества ещё с парохода. Облачённый в длинный, закрывающий всю фигуру, кожаный плащ с капюшоном, он стоял, нахохлившись, и смотрел в подзорную трубу, опершись на леер. Он снял плащ только перед самым сходом на причал, оставшись в подбитом мехом кафтане. Корабль приближался к берегу, готовясь к швартовке. До людей, бывших на палубе, уже долетала щемящая сердца первоангарцам мелодия марша «Салют Москвы» — пароход с Соколовым и его гостем под причальным навесом встречал почётный караул из местной народной дружины, на этот случай одетой в парадные мундиры, а также оркестр, составленный из молодёжи. Покуда команда была занята швартовкой, Дмитрий Андреевич с немалым и неподдельно искренним интересом слушал залихватскую мелодию, так сильно отличающуюся от знакомой ему музыки. Потом уралец внимательно оглядел и дружинников. Настал момент сходить на пристань, и оркестр умолк, чтобы одновременно с чеканящим строевой шаг комендантом в блестящей кирасе грянуть «Встречный марш». Слушая торжественную мелодию до самого конца, Строганов продолжал разглядывать мундиры воинов караула, юных музыкантов, а также их инструменты. Потрясенный непривычным сочетанием отточенной торжественности и лаконичной скромности церемонии, уралец не проронил ни слова за всё то время, что он сошёл на берег. Так же молча Дмитрий Андреевич сел в крытый экипаж, на котором они с Соколом отправились в кремль Ангарска.

После обеда находившийся ещё под впечатлением от оркестра Строганов попросил Вячеслава позволить ему оглядеться в городе, на что Соколов ответил согласием и, в свою очередь, предложил конную прогулку. Помимо трёх крепких дружинников, сопровождавших ангарского князя, и Кабаржицкого, княжеского секретаря, из-за ворот кремля выехало и двое людей Строганова, постоянно находившихся рядом с ним. Дмитрий Андреевич сначала побывал в мастерских, потом на пилораме, затем на ткацкой мануфактуре, кои он осматривал с тем же с любопытством и энтузиазмом, с каким, будучи внутри кремля, взобрался на стену и поднялся на одну из башен. Заглянул он в ангар, куда были помещены до следующего сезона конные сеялки и косилки, плуги и разбрасыватели удобрений, и многое другое. Многое уралец осматривал вблизи, трогал руками, цокая языком от удивления и непривычного вида разного рода агрегатов. В посаде всадники посетили и продовольственные склады, где хранилась заготовленная на зиму провизия.

Кавалькада вернулась в кремль спустя несколько часов, напоследок снова посетив причал. Строганов хотел понаблюдать за разгрузкой лодии, которую, попыхивая клубами чёрного дыма, вырывавшегося из трубы, только что подвёл к берегу небольшой кораблик. А на берегу меж тем белым паром исходила непонятная железная конструкция — на скреплённой железными полосами площадке находилась будто бы избушка, а из-под неё вверх тянулась длинная железная рука с крюком на конце. А из избушки к концу этой руки были натянуты стальные цепи, удерживающие её. И вскоре Дмитрий Андреевич изумился той простоте и лёгкости, с коими железная лапа, управляемая одним человеком, тягала груз с борта и несла его по воздуху прямо до той повозки, где его принимали двое мужиков. После огромных тюков с шерстью последовали бочки, составленные и скреплённые так, чтобы их удобно было поднимать крану — так Сокол назвал эту огромную железную лапу с крюком. А тем временем подъезжали новые повозки, и вскоре лодия была разгружена полностью, а повозки одна за другой катили в город.

Уралец смотрел на действо, происходившее на причале, открыв рот. Для него и его спутников это было в диковинку, ангарцы же — простые крестьяне, принимали тюки и бочки, отцепляли их от крюка столь буднично и привычно, словно не придавали этому никакого особого значения.

Лодия, называемая в Ангарии баржей, была разгружена быстро и без кажущейся совершенно излишней здесь суеты. Строганов, сызмальства привыкший к гомону и сутолоке на речных причалах, здешними причалами был совершенно сбит с толку. Тут, на Ангаре, не снуют туда и обратно мужички с поклажей, не шныряют приказчики и портовые людишки, не шумят купцы. И никто не голосит на разные лады, не покряхтывают носильщики… Тихо. Лишь видать троих человек на берегу, да двое на барже, да ещё вот только шумно пыхтит и посвистывает кран.

— Всё, что ли, принял, Семён Мефодьевич? — задорно выкрикнул сошедший с баржи парень, приближаясь к пожилому мужчине, который что-то писал на бумаге, положив оную на планшет. При этом он косился на Сокола и остальных людей, что наблюдали за берегом и причалом, а сам украдкой поглядывая в сторону крана.

— Да, Васька, всё в порядке, я завизировал, — начальник посадских складов передал юноше копию накладной и, прищурившись, проговорил c улыбкой:

— Гуляй теперь отсель. Или в столовую намылился?

— Погоди, дядька Семён! — ухмыльнулся парень, убирая бумагу в карман. — Тут я буду!

— Ну-ну, — проворчал тот и направился к ожидавшему его коньку.

Васька же, пригладив вихры, направил свои стопы к крану, где ещё клубился белый пар и, постепенно затухая, в недрах домишки ритмично пыхтел горячий котёл.

— Чудесна оная машина, князь Вячеслав Андреевич, а вот ежели… — повернувшись к берегу, уралец немедленно осёкся на полуслове — из того дома, откуда начиналась лапа крана, вышла статная девушка и, сняв с головы белую косынку, окликнула уходившего мужчину:

— Семён Мефодьевич, постой!

— Чего тебе, Марийка? — прокричал тот, обернувшись.

— Выпиши мне со склада смазку, банок шесть! — прокричала она и вновь скрылась в домике, бросив хитрый взгляд на Ваську.

— Как так?! Кто это? Разве оно… Как так?! — не находил нужных слов Дмитрий Андреевич.

— Что? — не понял Вячеслав.

— Марийка, дочка Карела Вуйтека, вроде как, — ответил за него Кабаржицкий, пожав плечами.

Начальник уральского посольства судорожно сглотнул и, более ничего не сказав, направил коня в обратный путь.

— Нам бы в Нижнем заиметь такое чудо! — прохрипел один из спутников Дмитрия, заведовавший нижегородскими складами и пристанью, когда процессия двинулась к кремлю.

Сам Строганов молчал, насупившись. Двигаясь далее, всадникам нужно было пересечь одну из посадских площадей, на которой стояли странного вида столбы с посаженными на них железными раструбами, смотрящими в разные стороны. Дмитрий и ранее обратил на них внимание, но тогда не спросил, для чего они надобны — для каких ритуалов, али ещё чего. На площади было довольно людно, и многие из собравшихся находились рядом с этими столбами, явно чего-то ожидая.

И тут случилось то, что окончательно добило уральца. Этот день был поистине трудным, но случившееся далее затмило всё…

Соколов, вскинув руку и посмотрев на часы, только и успел переглянуться с Кабаржицким, как вдруг в репродукторе зазвучали трубы и флейты, вскоре слившись в мелодию, а потом раздался женский голос:

— Добрый вечер, граждане! В Ангарске семь часов вечера! В эфире «Голос Ангарии».

Строганов едва не сверзился с коня, как оба его спутника, немедленно упавших на землю и теперь с отчаянными взглядами оглядывающихся вокруг. Заметно побледнев, Дмитрий обнял шею коня и немигающим взором уставился на Соколова. Если и это не волшба, то что тогда происходит?! Он видел и самобеглые корабли, и самодвижущийся кран, и свет прожектора… Но что это?! Оцепеневший, он ждал, что же будет дальше.

— Дмитрий Андреевич! Не волнуйся! — подъехал ближе к гостю Вячеслав. — Радио это!

— А голос идёт из репродуктора! — показал рукой на столб Владимир. — То же самое, что ты на пароходе уж слыхал, только громче. Да помнишь ли?

Тем временем, после приветственных слов голос объявил об окончании дневной рабочей смены и о скором начале вечерней. А затем…